Сапожник, портной – кто ты будешь такой?

Наточить коньки, зашить перчатки или починить комплект защитной амуниции – это все они. Словно умельцы из детской считалочки, строка из которой вынесена в заголовок к этому материалу. А еще эти люди больше других рискуют пострадать от случайной шайбы, поскольку обычно стоят на скамейке запасных впереди всей команды.

Цыплаковы – династия в отечественном хоккее знаменитая. Ее основателем стал Виктор Васильевич Цыплаков, нападающий московского «Локомотива» и сборной СССР 60-70 годов. Дело отца продолжил Виктор Викторович, наш сегодняшний герой. Правда, играл он в основном на любительском уровне, зато послужил любимому виду спорта в другом качестве. Цыплаков-младший работал сервисменом в столичном «Спартаке», петербургском СКА и сборной России, вместе с которой завоевал титул чемпионов мира в 1993 году. Сейчас он трудится на том же посту в подмосковном «Витязе».

Нынче семейное дело перешло в руки внука Максима. 20-летний форвард прошел школу Молодежной хоккейной лиги, побывал в аренде в разных клубах, а теперь проводит свой первый полноценный сезон в КХЛ в основном составе «Спартака».

- Виктор, ваш отец был известным хоккеистом, игроком сборной СССР. В детстве это приносило больше плюсов или минусов?

- Плюс заключался в том, что у меня не было проблем ни с клюшками, ни с хоккейной формой. Кроме того, я мог посещать любые матчи - даже те, на которых царил аншлаг. С другой стороны, отца я практически не видел. Он всё время находился на сборах да в разъездах и появлялся дома очень редко. Конечно, все вокруг знали, что я – сын знаменитого Цыплакова. Но на отношении ко мне это не очень сказывалось. Я учился в обычной школе и жил жизнью простого советского мальчишки: уроки, дворовые игры, приготовление домашних заданий.

- Знаменитости заглядывали в гости?

- Чаще всего к нам наведывался Николай Эпштейн, создатель воскресенского «Химика». Его команда в ту пору рвалась в элиту советского хоккея, и он искал для нее усиление. Валентина Козина ему уже удалось уговорить, и теперь Эпштейн имел виды на отца. Папа к тому моменту уже покинул сборную, тогда 30-летние игроки считались безнадёжными ветеранами. И Николай Семенович у нас дома вёл с ним долгие задушевные разговоры. Потом мы с ним часто встречались в жизни, и всякий раз он относился ко мне очень тепло. «Витюх, ты помнишь…?» - по-отечески хлопал Эпштейн по плечу. А я поражался: человеку было глубоко за семьдесят, а он умудрялся сохранять такую острую память.

- Ваш отец два года выступал в австрийском Клагенфурте. Семью брал с собой?

- Родных брать в капиталистическую страну запрещалось, с этим было строго. Приходилось ждать приезда отца по окончании сезона. Зато однажды, уже после его окончательного возвращения, «Клагенфурт» прилетел в Москву на матч Кубка европейских чемпионов с ЦСКА. Был тогда такой турнир: каждый раунд состоял из двух поединков, дома и на выезде. И отец пригласил нескольких бывших партнёров и тренеров команды к нам домой. За границей посиделки вроде этой обычно проходят в ресторане. Но вы представляете, сколько нужно было денег, чтобы как следует угостить такую компанию?!

И родители решили ограничиться семейным форматом. Естественно, постарались не ударить в грязь лицом. Мама выставила на стол всё, что было в доме. Когда австрийцы переступили порог, у них даже лица вытянулись. К такой сервировке они не были готовы: думали, всё будет проще. Я тоже смотрел на них во все глаза, но по другой причине. Для меня это были словно гости с другой планеты. Кстати, отец до сих пор поддерживает отношения с некоторыми игроками из той команды. Например, их бывший вратарь сейчас является президентом «Клагенфурта».

- Ваш отец - настоящий фанат спорта, продолжает бегать даже в свои 80 лет. В детские годы он вас сильно гонял?

- Папа пытался приобщить меня к спорту, таскал с собой на утренние пробежки. Но мне это занятие не очень нравилось, и я всячески отлынивал. Можно было заставить, сломать через колено. Но отец не стал этого делать: понял, что это не мое. Хотя спорта всё равно хватало: я занимался плаванием, потом играл в баскетбол, настольный теннис... А зимой вовсю гонял во дворе в хоккей. Прямо перед нашим домом была площадка, на которой заливали лёд.

- Благодаря спорту вы познакомились со своей женой, которая серьёзно занималась фигурным катанием. Встреча произошла на стадионе?

- Точно. Она готовилась к очередной тренировке на «Локомотиве», а я там как раз заливкой льда занимался. Всё интересовался у неё, хороший получился или нет. Лена доросла до кандидата в мастера спорта, но на этом всё и закончилось. В сборную попасть было невозможно, конкуренция царила просто запредельная. Потом стала тренером, целыми днями пропадала на катке. Поэтому и к моим нынешним отлучкам относится терпеливо. Понимает: дело - есть дело.

- В хоккейном «Спартаке» сейчас играет ваш сын. Сердце между двумя клубами не разрывается?

- Нужно разделять работу и семейные дела. Скажу так: я слежу не за «Спартаком», а за сыном. Максим увлёкся хоккеем сам, никто его не агитировал. Начал заниматься на стадионе «Центральный», шестилетним пацаном вставал затемно, чтобы пойти покататься – благо арена у нас через дорогу. Я всегда считал, что человек должен реализовать себя. В какой области - это уже вопрос второй. Главное, чтобы потом не хвататься за голову: мол, ошибся с областью применения талантов.

- Вы работали массажистом сборной Советского Союза по фигурному катанию. Своя специфика по сравнению с хоккеем там имеется?

- Конечно, в фигурном катании ребята более субтильные, чем наш брат-хоккеист. Я часто шутил: «У вас две ноги, как у нас – рука». Зато интеллект другой, и воспитание тоже. Да и коллектив смешанный, а не чисто мужской. Меня, случалось, одергивали: «Ты чего ругаешься?». «Мне можно, я же сапожник», - отшучивался тогда. Я уже занимался мелким ремонтом, в том числе и коньков – так что имел право так себя называть.

- В ту пору в сборной СССР выступал весь цвет мирового фигурного катания. Каким запомнился, например, Сергей Гриньков?

- Он был очень эмоциональным, но отходчивым. Тонко чувствовал справедливость и не боялся бороться за неё. Как-то раз объявили, что меня не берут на сборы. Объяснили это отсутствием дополнительной ставки. Первым против выступил тогдашний врач сборной Виктор Аниканов. «А вдруг у кого-нибудь травма, или ещё что-то приключится?» - начал возражать он. Доктора решительно поддержал Гриньков: «Раз такое дело, мы все скинемся и оплатим поездку массажиста. Он нам нужен». В итоге на те сборы меня взяли.

Однако лидером в их дуэте была всё-таки Катя Гордеева. Это только со стороны казалось, что она – маленькая и нежная. Несмотря на всю внешнюю хрупкость, у этой фигуристки была несокрушимая воля и стальной характер. Всё всегда было так, как скажет Катя.

- Фигурное катание славится своими непростыми отношениями даже в рамках одной команды. Первая пара часто враждует со второй, сзади их поджимает третья. Довелось это почувствовать на своей шкуре?

- Когда я только пришел в сборную, Аниканов спросил: «Ты чего-нибудь соображаешь в фигурном катании?» - «Ничего». «Значит, тебе повезло», - коротко резюмировал он. Этого девиза я и старался придерживаться. Составлял расписание сеансов массажа так, чтобы всем было удобно. Никого не выделял, но при этом старался ни с кем особенно и не сближаться. Тут ведь как: если для одного ты друг, то для другого автоматически становишься врагом. Поэтому все скандалы шли абсолютно мимо меня.

Хотя нервное напряжение в этом виде спорта, конечно, колоссальное. На Олимпийских играх-1994 в Лиллехаммере я первый раз оказался в раздевалке фигуристов перед выступлением. Тогда как раз должны были кататься танцоры, у ребят вместе переодевались Женя Платов, Саша Жулин, Кристофер Дин… Рядом, в соседней раздевалке – их партнерши: Майя Усова, Оксана Грищук, Джейн Торвилл. Все претенденты на олимпийские медали – в одном помещении, все настраиваются и готовятся друг у друга на глазах. Я зашёл и поразился: тишина просто гробовая. Муха пролетит, и то слышно. Сразу понял, что оказался там не вовремя. И бочком, бочком – к выходу.

- Вы работали со многими тренерами, которые далеко в карман за резким словом не лезут. Например, от Бориса Михайлова в питерском СКА и сборной России сильно доставалось?

- Под горячую руку попадался. Сначала бывало обидно, потом отходишь. В конце концов, именно главный тренер отвечает за судьбу команды... Вообще, людям с повышенной чувствительностью работать в обслуживающем персонале трудно. В спорте царят страсти, а в наплыве эмоций чего не скажешь?! Кровь играет, но дело делать всё равно нужно.

- Андрей Назаров - самый эмоциональный тренер в вашей жизни?

- Он специфический человек, да. Когда команда проигрывала, старался всячески завести ребят. С учетом его физических габаритов иногда получалось впечатляюще. Сейчас часто вспоминают его драку с болельщиками в Минске, но тогда Назарова спровоцировали. Зрители стали кидаться в команду бутылками с водой. Мы были отличной мишенью, ведь в то время скамейки запасных были еще открытыми. Навесы и боковые стенки из плексигласа начали делать как раз после того случая. А тогда откуда-то сбоку прилетел двухлитровый баллон, наполовину наполненный водой. Хорошо я успел отпрыгнуть в угол, не задело.

- Во время матча сервисмены обычно стоят у самого бортика, впереди команды. Шайбой попадало?

- И не раз. Игрок делал проброс по борту, кто-то подставил клюшку – рикошет. Я видел шайбу в полете, но увернуться не успел: все произошло в считанные доли секунды. Пришлось идти с врачом в раздевалку накладывать швы. Это я ещё легко отделался, бывали случаи и покруче. В Ханты-Мансийске наш игрок попал доктору соперников в голову. У того – сотрясение мозга, трепанацию черепа делали.

- Так ведь и убить можно.

- На нашем матче был летальный случай. «Витязь» проводил товарищескую встречу со сборной Норвегии в Сокольниках. Игрок выбросил шайбу, та полетела на центральную трибуну. Там сидели две подруги, увлекшиеся разговором. Шайба попала одной в переносицу, сломала гребень носовой перегородки. До больницы её довезли, но спасти не успели.

- Говорят, специалист по экипировке - одна из самых беспокойных должностей в хоккейной команде.

- Так и есть. В дни домашних матчей я появляюсь на стадионе около девяти утра и ухожу в районе одиннадцати вечера. На выезде режим ещё более напряженный. После игры нужно собрать всё имущество, упаковать и отвезти в аэропорт для вылета на следующую игру. Раньше у сервисменов багажа было не очень много – станок для точки коньков, фен для просушивания перчаток, инструмент для ремонта... Зато теперь груза на пять-шесть ящиков набирается.

Хорошо ещё, команды сейчас летают чартерами. А раньше на матчи добирались регулярными рейсами. Это значит: после игры около полуночи вернулись в гостиницу, а уже в четыре-пять утра надо вставать. Но даже с чартерами времени у сервисменов остается впритык. После прилёта команда отправляется в гостиницу отдыхать, а мы сразу же едем на стадион. Стирка формы, сушка и прочие прелести жизни… Нужно, чтобы утром игроки приехали на раскатку и получили готовую экипировку и инвентарь. Об отдыхе в это время не думаешь, отсыпаться будем потом.

- Часто приходится заниматься ремонтом прямо на скамейке запасных во время матча?

- Обычно у нас лопаются «стаканы» у коньков, чаще всего после попадания шайбы. Приходится накладывать заплату прямо по карбону. Зато со сломанными лезвиями теперь гораздо проще. В таком случае не нужно менять весь конек, достаточно ставить новое лезвие. У меня есть запасные для каждого игрока. Случись поломка, за две-три минуты можно исправить. Однажды у нас одному хоккеисту попали шайбой в лоб, так у него шлем треснул. Тут уже ничего не поделаешь, нужно надевать новый. При этом куски шлема проломились внутрь, но не нанесли игроку травмы.

- Качество экипировки в последние годы шагнуло вперед.

- Ведущие бренды не стоят на месте, всё время стараются придумать что-то новенькое. Сейчас, например, многим игрокам делают коньки под заказ. В «Витязе» такие были у Максима Афиногенова. В принципе, это не очень сложно. С ноги снимается мерка, после чего ботинок изготавливается точно под заказчика, с учётом всех анатомических особенностей его стопы.

Проблема большинства современных коньков в том, что для их изготовления используется очень мягкая сталь. Помню, одному нашему судье на каком-то из уральских заводов отлили лезвия из титанового сплава. Сделали нужную форму, а потом отштамповали несколько пар. Вот тем лезвиям сносу не было. Если бы их запустить в массовое производство, все самые известные производители хоккейной экипировки остались бы без работы! (смеется).

- Были ли в вашей практике хоккеисты, отличавшиеся на фоне других своим отношением к экипировке?

- В нашем деле большую роль играют суеверия или просто привычка игроков к определенным аксессуарам. Скажем, Максим Афиногенов, сколько его помню, всё время выступал в «Витязе» в одних и тех же наплечниках. «Макс, пора уже выбрасывать. Тут даже пришивать некуда, материал истлел, рвётся», - говорю. «Нет, ты постарайся. Это мои любимые, я в них еще на чемпионате мира играл», - настаивает он. Приходилось как-то выкручиваться, фантазировать.

- Этому тоже нужно учиться?

- Честно говоря, всем своим навыкам я обучался на ходу. Чинить перчатки выучился у отца: увидел, как он вставил внутрь «ладошку», взял леску и зашил. Меня это заинтересовало, решил попробовать сам. Ремонтировать «стаканы» научился у знаменитого в хоккейных кругах сапожника Яши Островского. Потом освоил клепку и точку коньков.

Чтобы делать определённые вещи, нужен не только навык и наличие серого вещества в черепной коробке, но и запас расходных материалов. Поэтому я храню у себя разный хлам – обрывки старой экипировки, куски кожи и ткани, мотки проволоки. У меня лежит драная «защита» Саши Королюка, порванные хоккейные трусы Даниила Маркова... Много раз доводилось слышать от окружающих: «Да выброси ты это ненужное барахло!». «Выбросить-то можно, да где я потом всё это найду?», - отвечаю.

- Заточка коньков имеет свои тонкости?

- Конечно. У меня стоят четыре станка, каждый со своими настройками. Кто-то любит желобок поглубже, кто-то – помельче. Одному нужны грани, как лезвия бритвы, другой предпочитает потупее. Существуют специальные таблицы, по которым можно рассчитать, какой остроты должен быть конёк в зависимости от роста и веса его обладателя. Но на деле всё равно всё зависит от субъективных ощущений самого хоккеиста.

Например, один из наших нынешних игроков просит поточить ему лезвия перед каждой тренировкой. А уже упомянутый Даниил Марков приносил свои раз в несколько месяцев. Да еще говорил: «Ты сделай так, чтобы они потупее были». Это значит, после точки лезвия ему нужно было подтупить, чтобы не было острой кромки. В начале сезона сил у ребят много, им надо сделать поострее, под занавес чемпионата – наоборот. Имеют значение и другие факторы - качество воды для заливки льда, температура воздуха в зале… Но при этом от меня требуется угодить каждому. Задача сервисмена - помочь игроку продемонстрировать на льду все свои лучшие качества. Если это удалось, - значит, с делом своим я справился.

Источник