Игорь Еронко и Дарья Тубольцева: «Предпочитаем думать, что мы уникальные»
Предновогоднее время – необычное. Поскольку уникальны наши герои, уникальным должно быть и интервью в последние дни 2019-го года. Поэтому Даша выступила в привычной для себя роли интервьюера, побеседовав о жизни с Игорем, которому такую роль пришлось исполнять впервые. Поэтому временами он перехватывает инициативу и герои меняются местами. Почему нет? Под Новый год возможно всё.
— Игорь, меня всегда спрашивают, как живут два хоккейных журналиста. Я говорю, что другой жизни и не знаю. Мне нравится, это объединяет нас: много тем для разговоров, какое-то общее дело и увлечение. Тебе как?
— Меня радует, что мы часто ездим вместе в командировки и радует, что мы работаем в разных изданиях. Поскольку если бы были в одном, то вряд ли бы такое было возможно. Это здорово. Другое дело, что иногда мы друг другу мешаем. Имею в виду, что претендуем на одних и тех же спикеров. Приходится делиться. В этом для меня есть сложности. А ещё ты можешь что-то услышать, что нежелательно никому не знать. Но ты никогда не делишься этой информацией со своими коллегами, поэтому мы прекрасно уживаемся.
— Часто перед тобой возникает дилемма: стоит ли ту или иную новость сообщать мне? Сложно ли тебе что-то умалчивать от меня?
— Как раз не сложно, сложнее поделиться (смеётся). Я с детства был скрытным, это только кажется, что я рубаха-парень. Но если это какой-то секрет, от которого зависит карьера хоккеиста, то, скорее, буду молчать.
— Мы, кроме этого, живём на два города: Петербург — Москва, и обоим приходиться часто ездить. Тебе очень это изматывает?
— Меня смущают затраты на эти путешествия: не финансовые, а физические. Но в этом я нахожу больше плюсов, чем минусов. Когда мы вместе работаем, то буквально сутками находимся вместе, и иногда нужно отдыхать друг от друга. Небольшие расставания для этого идеальны, есть время перезагрузиться.
— Тебе иногда не надоедает мое присутствие в командировках или на мероприятиях?
— У нас соблюдается баланс благодаря тому, что дня три-четыре или неделю мы можем не видеться. Если мы всё время вместе, то мне сложно найти что-то уникальное для своих текстов. Ты же всё увидишь и попробуешь перегнать меня. Поэтому я люблю работать один, чтобы можно было делать всё, что хочется. Плюс я люблю пообщаться без записи с менеджерами, агентами, функционерами, так узнаёшь новую полезную информацию.
Моя очередь задавать вопросы.
- Что тебе показалось самым странным в моей работе, когда мы стали встречаться?
— Да, наверное, ничего. Только то, что ты можешь очень долго и кропотливо работать над одним материалом. Это и хорошо, и плохо. Но я совсем другая в этом плане: люблю всё делать оперативно и по плану. Сложно сделать так, чтобы тебя начали воспринимать всерьёз.
— Есть ли что-то, чему ты у меня научилась?
— На самом деле многому. Прежде всего, в плане хоккейной тактики, терминологии. Правда, я до сих пор с трудом понимаю, что такое форчек и бэкчек (смеётся). Ты мне много подсказывал по интервью, какие вопросы задавать, как «дожимать» спикера и всё в таком духе. Я вижу, какого прогресса добилась именно в жанре интервью за последние пару лет.
— В чём сложность работы женщин в хоккейной журналистике?
— Сложно сделать так, чтобы тебя начали воспринимать всерьёз. Иногда мне кажется, что люди не верят, что девушка может разбираться в хоккее, смотреть его, потому что интересно, задавать вопросы по игре. Ещё сложно в каких-то тактических моментах, я ведь не играла в хоккей, и расстановки типа «зонтик» или «конверт» мне не всегда понятны. Радует, что я в нашей среде не одна такая (смеётся). Ты хоть раз жалел, что пришёл в спортивную журналистику? Я, вот, по-моему, никогда, даже в самые тяжёлые периоды.
— Я тоже ни разу. Наоборот, до сих пор только радуюсь этому. Хотя я уже почти десять лет в профессии. Не вижу больших минусов в нашей работе, нравится жить в таком ритме. У меня нет конкретного графика, не нужно вставать каждый день в семь утра и добираться до работы в офис. Хотя порой такой режим, то есть его отсутствие, изматывает и не хочется ничего делать. Но даже в такие моменты я не разочаровываюсь в своей работе и не вижу повода её бросать.
— Что бы ты изменил в своей работе?
— Мне порой хочется уйти в редакторскую работу. Хотя понимаю, что следование дедлайнам - не моя сильная сторона. Я ловлю кайф от свободы в своей работе, нравится не вписываться ни в какие рамки. Но иногда хочется всё кардинально поменять.
— В прошлом году ты был признан лучшим журналистом КХЛ. Никогда не казалось, что упёрся в потолок?
— Нет, я точно знал, что мне ещё расти и расти. Целенаправленно занимаюсь тем, чтобы у меня было больше информации из нужных мне источников. А это достаточно сложная система. Североамериканские инсайдеры строили свою систему многие годы. Даррен Дрегер говорил, что 17 лет потратил на то, чтобы стать одним из ведущих в НХЛ. Может быть, в России понадобится меньший срок. Но он всё равно будет достаточно большим. А именно в активной журналистике на большой сцене я появился сравнительно недавно. И у меня всё впереди в этом смысле. Как и у тебя.
— Тебя не пугает большое количество времени? Ведь ещё не один, не два и не три года.
— Не пугает. Наоборот, когда у тебя появляются новые каналы, ты только радуешься тому, что у тебя есть поступательное движение. Что ты не упёрся во что-то. Да и развиваться можно во всех направлениях. Как комментатор я могу быть намного лучше. Как ведущий. Как интервьюер. Литературные навыки — то, с чем у меня так себе. Хоккейные знания недостаточно глубоки. Во всём этом мне ещё прибавлять и прибавлять. Нет предела совершенству. Как ты думаешь, почему в мире самый минимум женатых пар, работающих в хоккейной журналистике, если вообще есть?
— Предпочитаю думать, что мы уникальные с тобой. Такой ритм совместной жизни просто не для всех.
— На кого ты равняешься в журналистике?
— Я бы не сказала, что есть один такой человек. Скорее у некоторых коллег хочу перенять лучшее и соединить в себе. От тебя бы я взяла твой тактический ум и умение найти подход к любому человеку. Мне безумно нравятся интервью и колонки Елены Вайцеховской. Импонирует подход Алексея Шевченко. Здорово Эллиотт Фридман из Канады пишет и достает информацию.
— На что ты готова, чтобы достичь высот того же Фридмана?
— На переезд в Торонто!
— Но ведь в России путь к высотам короче, хоть и работать приходится куда больше. Там, чтобы выбиться и выделиться, могут уйти десятки лет.
— Я никогда не избегала тяжёлой работы. И я не планирую останавливаться в ближайшие годы и готова ещё лет 20 трудиться в хоккейной журналистике. Не могу долго отдыхать и не думать о работе, так что время меня, как, впрочем и тебя, не пугает. Давай вернёмся к тебе. В чём твои слабые стороны?
— Мои слабые стороны — продолжение моих сильных сторон, я бы так сказал. С одной стороны, я несколько не организован, в какой-то мере безалаберен, но это точно не касается плодов моей работы. Текстов, интервью. Я всегда отношусь максимально серьёзно к тому, что отдаю. Дедлайны — с этим порой беда. А по качеству продукта — у меня установка такая: либо ты делаешь хорошо, либо вообще не делаешь. Иначе зачем все это?
— Я часто замечала, что ты делаешь материалы, например, интервью, и начинаешь копаться в деталях, которые интересны тебе. Но 90 процентам твоих читателей — не интересны вообще. Ты хоть когда-то думаешь о читателях?
— Как всегда говорил мне мой первый редактор Алексей Белов: читателя нужно в том числе образовывать. И воспитывать. Вопрос — как это подать. Может быть, не всегда получается. Но это же чаще всего очень любопытная информация, которая обязательно находит отклик. Пусть у ограниченного количества людей, но находит.
— Но разве это не эгоистично по отношению к твоей аудитории? Зачем публиковать, если это интересно тебе, но не интересно другим?
—Почему не интересно?
— Потому что никому не интересно, когда ты задаёшь Никите Гусеву миллиард каких-то технических вопросов. Не только я так считаю, некоторые коллеги мне говорили то же самое. И думают, что это и есть твоя слабая сторона. Что ты порой заигрываешься.
— Если руководствоваться только интересами широких масс, мы упрёмся в скандалы, интриги и расследования. А в хоккее полно прекрасного, если взглянуть поглубже. Я точно знаю, что у людей сведущих интервью Гусева нашло хороший отклик.
— Получается, если из 1000 человек интервью понравится условно двум, - это хорошо?
— Соотношение в любом случае не такое. У нас гораздо больший процент интересуется хоккеем и его деталями. Особенно в хоккейных городах. И это не только им может быть интересно. Если человек доходчиво объясняет, что ему нужно делать в той или иной ситуации, почему на маленькой площадке он должен играть справа, а не слева… Кстати, у меня хватает и достаточно попсовых материалов. Которые и не про хоккей толком.
— Какие?
— К примеру, с Ильёй Брызгаловым. Там всегда хоккей постольку-поскольку присутствует. Куда больше политики и культурологии. Я делал с ним и чисто хоккейное интервью. Могу и так, и так. Просто есть люди, которые могут классно рассказать о каких-то хоккейных аспектах, о которых мало кто может сказать что-то внятное. С такими людьми я обычно и стараюсь поговорить на такие темы, чтобы было интересно. Можно вспомнить материал с Майклом Гарнеттом, рассказавшим о повадках лучших нападающих КХЛ - мне много кто говорил, что это глоток свежего воздуха. Я и сам получил кайф.
— Нужно ли дружить с хоккеистами? Я точно не смогу дружить и быть объективной, поэтому стараюсь держать дистанцию.
— Нет. Поддерживать приятельские отношения — максимум. Иногда они полезны. Когда ты можешь нужному тебе игроку написать, и он с большой долей вероятности ответит — это сильно помогает в работе.
— Если твой приятель получит «-5» в важнейшем матче — ты что напишешь о нем?
— Напишу, как есть.
— А если он будет достаточно чувствительным к критике, и это его сильно заденет?
— Среди моих знакомых хоккеистов таких нет. Или они не говорят ничего. Или мы не так часто контактируем. Я никогда не поздравляю с каждым голом, не пишу «вау, ты молодец».
— Потому что так не считаешь?
— Во-первых, мне лень. Это ж скольким надо писать? У них и так подобных поздравлений масса. И гораздо важнее и полезнее иногда пошутить по интересному поводу. На что они и отреагируют правильно, пошутив в ответ. И им это больше запомнится, чем каждодневные поздравления. Тогда тебе и на вопрос по существу будут отвечать.
— А много ли у тебя хейтеров? Мне вот постоянно пишут в комментариях, чтобы я варила борщ и вообще молчала на кухне. В твиттере у меня много людей в блоке, потому что как только позволяют себе малейшее оскорбление, я сразу добавляю в «чёрный список».
— Если не брать финнов, которые после моего комментария какому-то финскому изданию перед полуфиналом чемпионата мира-2019 обиделись на меня и понаписали мне много всего в одной из соцсетей, то в остальном — именно хейтеров я как-то не замечал. У меня в твиттере нет ни одного заблокированного. Ни одного. Потому что у меня такая позиция — критикуйте, но аргументируйте и ни в коем случае не оскорбляйте. Я всегда вежлив.
Конечно, есть люди, которые пишут что-то неприятное в комментариях к текстам. Но я не всегда их читаю. Какие-то наверняка удаляются, и до меня эти посылы не доходят. Может, я перестал быть чувствительным настолько, насколько был лет семь назад. Тогда, наверное, я читал все комментарии. Мне было интересно, что про меня пишут. Я любил подискутировать. Мне и сейчас порой интересно, но только порой. Потому что на это нужно время, да и рефлексировать, а я буду рефлексировать, зная себя, мне тоже не хочется. Лучше я перечитаю свой текст. И сразу пойму, сделал я так, как должен был, и это хорошо, либо я где-то недоработал... Я - самый серьёзный критик своей работы. И хорошо вижу, что мог бы сделать лучше.
— Ладно, хватит о серьезном. Нас с тобой часто спрашивают о том, как мы познакомились. Я обожаю эту историю: начну, а ты дополнишь. Случилось это в Магнитогорске в апреле 2017-го на финале Кубка Гагарина. Я тогда ходила с надменным лицом и ни с кем не здоровалась, да и на тебя не обращала внимание. Почему ты мне потом написал?
— Потому что ты мне сразу запомнилась. Во-первых, красивая. Во-вторых, умная, что я сразу для себя отметил, пусть ты со мной и не общалась. И твою надменность я расценил как уверенность в себе. Что еще нужно?
— Я ещё люблю вспоминать нашу свадьбу. Очень горжусь, что смогла организовать такой красивый праздник без помощи специалистов и почти без твоей помощи, потому что ты всё время работал и только себе костюм выбрал.
— А я вспоминаю, как сделал предложение во время предсезонного турнира в Сочи высоко в горах. Мы так туда и ездим каждый год с тех пор. Прекрасная традиция. И вспоминаю, как мы, собственно, впервые нормально познакомились. Дело было на чемпионате мира в Кельне. После Магнитогорска ведь только переписывались. И я ведь был удивлен, что ты мне ответила. По переписке понял, что ничуть не ошибался. И если считать первый личный разговор первой встречей, то это, по сути, любовь с первого взгляда.
— Ты, кстати, не обиделся, что я не взяла твою фамилию?
— Нет, конечно. Два Еронко - слишком много для журналистики. И мне ценна твоя индивидуальность. Пусть даже в таком аспекте.
— Да уж, представляю, сколько было бы вопросов на всех турнирах, на которых мы бываем вместе. Мне кажется, многие и так знают, что мы пара. А вот сейчас на молодежном чемпионате мира в Остраве я заметила, как наши североамериканские коллеги удивляются, когда видят нас вместе.
— Они просто завидуют нам! Мы, хоть и на работе, но вместе, и Новый год отпразднуем вместе. Услышать куранты на молодежном чемпионате мира ещё и после такой победы над Канадой — это идеально. Пользуясь случаем, всех поздравляем с Новым годом, желаем семейного благополучия. Пусть тот, кто ищет свою любовь, обязательно найдёт её в новом году, пусть к кому-то она придёт неожиданно. Главное – пусть она принесёт счастье.